- 1024px
- 1280px
На холмах Грузии
Театр Сергея Афанасьева обрадовал премьерой «Ханумы». Спектакль стал признанием любви к Грузии, которую мы потеряли — в «ностальгическом балагане» (как определен жанр спектакля) говорят с утрированным грузинским акцентом, поют «Сулико» и зажигательно танцуют лезгинку. Зоя Терехова в роли Ханумы. Фото Михаила ПЕРИКОВА Кто не знает «Хануму»? «Хануму» знают все. Телеспектакль 1978 года, адаптировавший постановку Георгия Товстоногова для телеэкрана — золотой фонд нашего театра. Вроде бы и зачем тогда пробовать, хорошее улучшать — только портить. Но театр тем и хорош, что новая интерпретация не отменяет старую, как бы она талантлива и хороша ни была. А «Ханума» в театре Афанасьева очень хороша. В «Хануме» режиссер продолжает и развивает технику, счастливо найденную в «Фигаро» (там ведь он тоже обошелся весьма вольно с классической пьесой): внести в оригинальный текст массу современных шуток, словечек, кавээновских «примочек», добавить танцы и вокальные номера, поставленные Игорем Тюваевым. И получил в результате спектакль веселый и остроумный, на котором зрители то и дело сползают под кресла от смеха. Если кто вдруг забыл, о чем классический водевиль грузинского драматурга позапрошлого века Авксентия Цигарели, стоит напомнить в одном абзаце. Разорившийся князь Пантиашвили ищет богатую невесту. Сваха Ханума сватает ему купеческую дочь Гулико Махнадзе. Купец Микич хочет получить герб, выдав за князя свою дочь Сону, ему помогает соперница Ханумы, сваха Кабато. Племянник князя Котэ и Сона любят друг друга. Ханума берется им помочь… Вся эта немудреная история становится канвой, по которой искрометно вышивают свои узоры «афанасьевцы» (в спектакле занят практически весь состав — те, кому не досталось слов, поют и танцуют): Сергей Новиков в роли выпивающего немолодого князя, Светлана Галкина в роли его сестры, то и дело пускающейся в танце вокруг брата, Семен Летяев, превосходно изобразивший слугу Тимоте, Георгий Ефимов — купца Микича, Константин Ярлыков (сыгравший, пожалуй, свою лучшую роль) — приказчика Акопа. Сваха Кабота — Марина Александрова. И, конечно, сама Ханума — несравненная Зоя Терехова. То есть, что называется, основной состав. Но две роли отданы молодым — похоже, что в первую очередь из педагогических и стратегических соображений. Племянника Котэ, зарабатывающего частными уроками, играет Роман Ишимов, а купеческую дочку Сону, которой он эти уроки дает, — Елена Пономарева. И если Роман Ишимов, хоть и не без сбоев, способен поддержать лукавую и насмешливую манеру актерской игры афанасьевской «гвардии», играющей как бы не всерьез, как бы слегка пародийно, — то юная актриса пока чувствует себя в слаженном ансамбле не очень уютно, не вполне на своем месте. Собственно, немного отстраненное, игровое отношение актеров к своим героям, а режиссера к самой пьесе — фирменная черта афанасьевского стиля. Практически никогда он не пытался ставить сколь угодно хрестоматийную классику на полном серьезе, всегда у него находятся способы напомнить зрителю, что речь идет не о жизнеподобии, а об условности, не о пафосе, а об игре — но эта легкая игра у него почти всегда убедительней театра, упивающегося своей серьезностью. Поэтому и Грузия у него — это Грузия мифологическая, слегка пародийная, Грузия наших представлений, та Грузия, в которую хотел персонаж Гришковца. Грузия песен и лезгинки с кинжалом в зубах, Грузия Пиросмани и Иоселиани… Потому и грузинский акцент нарочит, как он бывает нарочит и утрирован в анекдотах про грузин. Но ни Грузию, ни грузин эта легкая пародийность обидеть не может. Более того, спектакль — признание в любви Грузии, прозвучавшее в диссонанс всему тому, что льется из медиа. В «Хануме», как и в «Фигаро», многие шутки выросли из этюдов, из капустника. Так, князь, читая вместе с сестрой список приданого, вдруг начинает «с выражением» читать пушкинское стихотворение про то, что на холмах Грузии лежит известно что… Купец Микич то и дело вставляет в речь русское блатное «в натуре». А сваха Кабато может запросто выдать в рифму на вопрос: «Конь в манто». Наверное, такие вольности могут кого-то раздражать. Кто-то считает, что Афанасьев в новых спектаклях сделал крен в сторону КВН и чуть ли не Comedy Club, что он порой слишком близко приближается к опасной грани, за которой начинается пошлость. Хочется ответить: но ведь не переступает. Аттракцион, собственно, и состоит в том, что шутки могут быть очень рискованными, на грани фола — но никогда ни режиссеру, ни актерам не изменяют вкус и чувство меры. А что до обилия музыки и танцев — так это тоже дело вкуса. Поют-то хорошо. Мне кажется, что даже вставные номера, такие, как живое исполнение «Сулико» в джазовой обработке — в спектакле на месте. Спектакль — признание в любви и к той, старой товстоноговской «Хануме»: в нем нет никакого кощунства по отношению к классике, есть легкая игра с ней, точнее, «игра в классику». И зрители очень хорошо понимают эту условность и эту игру, охотно принимая правила, заданные режиссером и актерами. Вообще, театр Афанасьева — это театр в первую очередь для зрителей, для «своих», и не только — для тех, кто готов включиться в эту игру, для тех, кто с радостью узнает в классической пьесе современность, ловит сегодняшние разговорные интонации. Театр, по моему убеждению, искусство прежде всего чувственное, плотское, игровое, если хотите, рассчитанное на непосредственное эмоциональное подключение зрителя к происходящему на сцене. Вполне могу представить, что кому-то от драматического театра надо серьезных идей, а вовсе не сопереживания и радости. Но что до идей, они есть в последних афанасьевских спектаклях — хотя бы та, что любви достойны все, вне зависимости от возраста, жизненного опыта и моральных качеств: в «Фигаро» — не только Фигаро, но и граф, в «Хануме» — не только юные Котэ и Сона, но и многоопытная Ханума. По мне, одной этой мысли уже немало. Источник: Креативное обозрение на idea.ru