- 1024px
- 1280px
Когда-то государству придется платить
Глава Федеральной службы финансово-бюджетного надзора СЕРГЕЙ ПАВЛЕНКО уверен, что региональные органы власти недостаточно стремятся к объективной и открытой борьбе с нарушениями бюджетного законодательства, что высокая инфляция создаст массу дополнительных проблем для региональных бюджетов, что деньги госкорпораций станут «самыми сладкими в стране», а за неэффективную политику кредитования АПК рано или поздно придется расплачиваться государству. Об этих и других актуальных для бюджетной сферы тенденциях глава Росфиннадзора рассказал в интервью корреспонденту «КС» ОЛЬГЕ КОЛОМЕЙЦЕВОЙ. — Сергей Юрьевич, по некоторым оценкам, высокие темпы инфляции могут дать положительный эффект для региональных бюджетов. По вашему мнению, эта ситуация будет для бюджетов более позитивной, чем негативной, или наоборот? — Это как отрезание собственной ноги с целью экономии на обуви. Иными словами, вы обесцениваете свой прошлый долг, но повышаете премию за риск на будущий долг. Действительно, региону легче будет погасить старые долги, но труднее будет взять новые кредиты на покрытие в том числе сезонных кассовых разрывов. Инфляция — это проблема необходимости повышения заработной платы бюджетникам. Если при этом сохраняется высокий экономический рост, нам инфляция не кажется опасной. Но это до первого сезонного разрыва. Сейчас финансовые руководители регионов будут обращаться в Минфин с просьбой дать им бюджетные кредиты на покрытие кассовых разрывов июня-июля. Потому что если в прошлом году они могли брать банковские кредиты по хорошей ставке, то сейчас они уже не смогут их брать. Или смогут, но по высоким ставкам для компенсации инфляционных рисков. — В Сибирском федеральном округе в последнее время стало модным веянием принимать бюджеты с максимально допустимым уровнем дефицита. Официально это объясняют и ростом расходов на ту же зарплату бюджетникам в связи с инфляцией, и стремлением сократить внутренний долг, и попыткой увеличить объем федеральных трансфертов регионам. Как вы оцениваете эту тенденцию? — Есть закон о бюджете, который принимает местное заксобрание, и есть отношения между губернатором и заксобранием. Если прописан максимальный дефицит, то есть прописан на самом деле минимальный уровень доходов регионального бюджета, то это означает, что все сверхдоходы распределяются по желанию исполнительной власти. Поэтому занижение доходов и возникновение формально-бумажного дефицита — это обычно способ развязать руки областной администрации. Так же было в свое время у «федералов»: они и до сих пор пытаются доходы занижать, чтобы распределение денег себе облегчить. Там, где дефицит формально маленький (в проектах бюджетов), это означает, что губернатор не рискует брать на себя перераспределение или ему не дают. Там, где дефицит большой, — губернатор сильный, а заксобрание слабое. Это чисто политический индикатор. Четкой увязки проекта бюджета с реальными бюджетами по уровням доходов пока нет. По факту все бюджеты оказались не просто сбалансированными, они профицитные. Некоторые говорят, что это плохое качество финансового планирования. Я считаю, что это не плохое качество планирования, а плохое качество политического устройства на уровне региона, где такие разрывы возникают. Хорошее качество — это когда бюджет планируется реалистично, так как он в результате исполняется. — В попытке выработать системный подход в борьбе с нарушениями бюджетного законодательства в прошлом году ваша служба начала заключать соглашения о взаимодействии с ревизорами регионального и муниципального уровней. Летом прошлого года вы подписали такие соглашения с администрацией Новосибирской области и мэрией Новосибирска. На какой стадии сейчас реализация этих программ? — Сейчас региональные и муниципальные бюджетные уровни создают свои собственные структуры надзора за исполнением бюджетного законодательства и, соответственно, создают нормативную базу, регулирующую их деятельность. То есть это самое начало процесса. Мы пришли к соглашению, что все три органа финансового надзора осуществят согласованную программу мер. Во-первых, это постоянный мониторинг степени соответствия нашей работы стандартам надзорной деятельности, во-вторых, совместная подготовка кадров и повышение их квалификации для всех трех уровней, в-третьих, необходимость организации постоянного трехстороннего производственного совещания наших сотрудников, где они могли бы в текущем режиме обсуждать общие для всех трех организаций проблемы — от глобальных до технических. И мы согласовали, как передать имеющуюся у нас информацию о финансово-бюджетных нарушениях, и главное — технологии их обнаружения нашим коллегам. Здесь есть некоторые моменты конфиденциальности, но мы согласились, что если эта конфиденциальность будет сохраняться, то мы будем передавать нашим коллегам такую информацию. Идем мы весьма непросто по этому пути. В силу специфики того или иного уровня намечаются точки разногласий между нашими тремя структурами. Тем не менее все согласны, что эта работа должна продолжаться, поскольку ее прекращение будет просто неправильно. — А подробнее можете сказать о наметившихся разногласиях? — Мы считаем, что принципиальная позиция — независимость структур финансово-бюджетного надзора от финансовых управлений. Служба, которая в рамках административной реформы принципиально была выведена из структуры Министерства финансов, считает, что то же самое должно произойти и на уровне регионов, и на уровне муниципалитетов. А коллеги нам говорят, что это по разным соображениям не совсем реалистично — ожидать этого и в обладминистрации, и в администрации города Новосибирска. Мы не считаем, что должна быть ситуация, когда, условно говоря, министр финансов — хоть федеральный, хоть городской — дает указания и сам решает, что делать с недостатками в работе своих собственных структур. Второе — мы намерены добиться того, чтобы информация о вскрываемых финансово-бюджетных нарушениях стала публичной, к чему наши коллеги тоже пока не готовы. Мы считаем, что граждане РФ вправе обладать этой информацией и иметь ее в открытом доступе, а мы должны этот доступ обеспечивать. Другой вопрос — глубина: там возникают фамилии, должности, а это не совсем соответствует закону о защите персональных данных. Но мы идем по этому пути. А наши коллеги считают, что для них это довольно трудная задача и не самая первоочередная. Я же считаю, что первоочередная, потому что именно в этом и должны состоять санкции за нарушение закона — в публичности результатов расследования, а не в том, что на кого-то наложен штраф. — Сейчас один из самых обсуждаемых процессов в стране — бурный рост числа госкорпораций (ГК). Каков ваш прогноз по поводу судьбы федеральных средств, выделенных ГК? Насколько сложно это отслеживать? — Ситуация очень простая: возникают госкорпорации, которым передаются бюджетные средства для последующего их использования. Они передаются в уставный капитал. Эти корпорации создаются специальными законами, в которых прописываются формы и направления их деятельности, формы управления, учета и отчетности, то есть возникает так называемый локальный закон. А дальше внешний финансово-бюджетный надзор за этими средствами не может осуществляться, поскольку они перестают быть средствами федерального бюджета с момента зачисления их в уставный капитал корпорации, и дальше эта корпорация живет не по бюджетному праву, а по хозяйственному. А это уже другая жизнь. К тому же во всех законах об этих корпорациях, кроме одной — «Росатома», — прописан внутренний аудит (кстати, стандартной редакции в этой части нет). Все это проводится самой корпорацией: либо она приглашает внешних аудиторов, либо у нее есть внутренняя ревизионная комиссия. Не прописано, кстати, публичной отчетности, как для ОАО. Такое специфическое явление. Мы эту ситуацию проанализировали и достаточно четко поняли, что нашего места в надзоре за всеми этими корпорациями, кроме одной, нет. Это корпорация «Росатом», возглавляемая Сергеем Владиленовичем Кириенко. В ее законе прописано, что она открыта для надзора со стороны внешних надзорных органов, таких как Счетная палата и другие уполномоченные органы надзора. Мы задали вопрос господину Кириенко: «Вы действительно нас имеете ввиду?» Он сказал: «Да». Соглашение о порядке совместной работы по надзору за использованием средств федерального бюджета в корпорации нами было подписано на прошлой неделе. В нем фиксируется, что в своем внутреннем контроле «Росатом» пользуется согласованными методиками, такими же, как и мы. Информацию о нарушениях, которые вскрываются службой внутреннего контроля корпорации, эта служба передает нам, помимо того что принимает собственные меры. Их сотрудники проходят повышение квалификации вместе с нашими по общим программам, планы проверок, которые мы у них проводим (и они у себя), согласуем, с тем чтобы учитывать интересы и Федерации, и корпорации. Очевидно, для них некоторые направления и регионы представляются проблемными, и я ожидаю, что они могут нас попросить сконцентрировать наши усилия, условно говоря, в СФО. Это единственная корпорация, которая изначально планировала, что у нее будет и внешний, и внутренний финансовый надзор и контроль. Все остальные этого не планировали. И более того, как я понимаю, если читать законы, то там как бы ставится «стеночка»… То есть законодатель сначала написал законы, а сейчас говорит: «Они же остались бесконтрольными, это же абсолютно неправильно». В нормальной ситуации нужно изменить закон. На деле — предлагается заключить добровольные соглашения о том, что корпорации как бы «откроются». По-моему, это такой хозяйственный стриптиз на консумации, потому что смысл финансового надзора заключается в том, что за нарушения выносятся санкции, а тут санкции не могут быть вынесены. Мы между прочим еще на стадии обсуждения закона о госкорпорациях обращались в Минфин, а Минфин в правительство РФ с тем, чтобы правительство разработало и утвердило некую типовую программу внутренней проверки деятельности корпораций: пускай это делают их внутренние контрольные органы, главное — чтобы результаты этой проверки были известны не только узкому кругу совета директоров госкорпорации, но и как минимум правительству РФ, желательно профильному министерству, а вообще-то, хотелось бы, чтобы еще и гражданам РФ, чьи деньги истрачены на создание этих корпораций. Это обращение, как обычно, утонуло где-то в аппарате правительства. — Из госкорпорации «Фонд реформирования ЖКХ» очень серьезные деньги в регионы пойдут уже в ближайшее время. Там тоже предполагается только «внутренний аудит»? — В отличие от других эта корпорация сама деньги не использует, а передает их региональным правительствам, а то и муниципалитетам. Поэтому абсолютно понятна озабоченность руководства этой ГК, которое говорит: «Пусть кто-нибудь это проверит, потому что если мы сами тратим, то мы отвечаем за это головой. А тут же мы «регионалам« отдаем, вы же их знаете, все — отдали и пропало, а с нас спрос будет». На что мы всегда говорим: «Вы так написали закон, в котором (в случае с корпорацией ЖКХ) эти деньги не просто перестают быть деньгами Федерации, они еще становятся деньгами другого бюджетного уровня, часто муниципального, к которому у нас вообще нет доступа по закону». Эти деньги будут «самыми сладкими в стране», потому что они будут расходоваться так, как захочет любой, кто подержит их в руках. — «Россельхозбанк» некоторые тоже сравнивают с госкорпорацией. Сейчас в очередной раз Минсельхоз планирует ощутимо пополнить уставный капитал банка, потому что средств на кредитование крестьян катастрофически не хватает — об этом представители министерства заявили недавно в Новосибирске. Как вы полагаете, чем это может обернуться? — Это вопрос к министру финансов, который говорит, что безумная по объемам и часто по содержанию трата денег приводит к тому, что инфляция в этом году будет высокой. Есть «две ноги» у российской экономики — нефть и макроэкономическая стабильность. Цены на нефть сейчас высокие, но чем они выше, тем глубже может быть их падение. Единственный якорь для российской экономики — это макроэкономическая стабильность: прогнозируемая инфляция, прогнозируемые обменные курсы, прогнозируемые объемы финансирования — сейчас эта «нога» закачалась тоже. Ситуация очень непростая, и особенно показательно эти странности выглядят в АПК на фоне экстремально высоких цен на продовольствие. Вообще, я считаю, проблема кредитования сельского хозяйства — это проблема устойчивости банковской системы. Потому что если бы были устойчивая банковская система и нормальный прогнозируемый курс ставки кредитования, то самое первое, что любой банк стал бы кредитовать, кроме «нефтянки», разумеется, сельское хозяйство. Поэтому то, что крестьяне не получают того объема кредитования, который им необходим, — не проблема одного банка. Пытаться решить ее, накачав «Россельхозбанк» деньгами, — рискованная политика. У нас невозвраты по потребкредитам идут, но там хотя бы эти риски распределены между группой банков: если пара-тройка рухнет, то остальные выдержат. Сводить все риски кредитования на один «Россельхозбанк», учитывая платежную дисциплину предприятий АПК, означает, что когда-то государству придется платить за вывод этого банка из глубокого кризиса. Источник: Креативное обозрение на idea.ru