- 1024px
- 1280px
Как будто нас и не было?
Сегодня, когда накануне выборов в Новосибирский областной Совет в коммунистических газетах опять расписывают то, как хорошо мы жили под сенью Генеральных секретарей ЦК КПСС, редакция «» решила представить вам судьбы двух обычных женщин. Судьбы, которые были исковерканы коммунистическим режимом. После их рассказа мыло и сахар по талонам, которыми мы пользовались совсем недавно во время правления коммунистов, кажутся уже пустяками. Хотя и об этом забывать не нужно...
Обе женщины состоят в общественной организации «Союз репрессированных» Ленинского района. Сейчас в ней зарегистрированы около пяти тысяч человек - репрессированных-реабилитированных и пострадавших от репрессий. Пять тысяч только в одном районе. А таких районов в Новосибирской области - 40!..
К сожалению, о репрессированных в последние годы вспоминают только в День памяти. Да и то не все. Руководители КПРФ вообще предпочитают их «не видеть». Оно понятно - когда-то именно руководители коммунистической партии «наградили» миллионы этих людей клеймом «враг народа». И про это клеймо для невинно униженных и оскорбленных невозможно забыть и по сей день.
Об этих судьбах не пишут в газете новосибирских коммунистов «За народную власть». Видимо, для коммунистов эти миллионы людей - не народ. Для верхушки КПРФ - всего этого «не было». Не было и нет сейчас этих людей. Тех, кто, не смотря ни на что - выжили и стали патриотами своей страны. «Не было» и других -- тех, кого без объяснений забрали из собственных семей, расстреляли, закопали. Эти «другие» уже ничего нам не расскажут...
История первая
Тамара Григорьевна Спасская (69 лет, председатель общественной организации «Союз репрессированных» Ленинского района)
Я родилась на Украине, в городе Херсоне. Жили вчетвером: мама, бабушка да моя сестра -- мы двойняшки. Мама -- медик. Через три дня после начала войны была объявлена эвакуация. Когда мама прибежала в больницу -- там уже гулял ветер: все начальство с партбилетами уплыло на пароходе. Нас бросили. А 19 июля в Херсон уже вошли немцы. У нас к этому времени оставалось три рубля -- я до сих пор их храню -- на эти деньги мы и должны были, видимо, эвакуироваться...
27 августа -- бомбежка. 12 бомб похоронили наш квартал. Одна из них разорвалась на нашей кухне, и нас засыпало. Прошло трое суток, пока мы сами себя не откопали. Когда выбрались по камням наружу -- мне было в то время восемь лет -- широкая седая полоса волос пролегла по голове. Седая голова у восьмилетнего ребенка!
Потом четыре месяца жили в окопах, без одежды, без средств к существованию. Это была страшная зима 1941 года - все голые, на морозе, разутые и раздетые. Питались -- кто что даст. Перед глазами стоит холодная комната и горка мороженой моркови. Потом с грехом пополам перебрались в районный центр -- бывшую немецкую колонию. 80 дворов было -- и всех российских немцев фашисты куда-то угнали. До сих пор ничего не знаю об их судьбе, наверное, расстреляли. Помню расстрел евреев на моих глазах. А стариков и детей отправили в гетто. Фашисты потом детей задавили в душегубках, а стариков погнали этапом. Запомнился старик с тяжелой старинной книгой -- он не решился бросить ее. Но книга выпала под ноги. Он наклонился, чтобы ее поднять, и... Его тут же убили прикладом.
Это было страшно, но это было даже мне ребенку понятно - чего еще ждать от нелюдей, от фашистов. И как мы ждали освобождения, как ждали возвращения коммунистов! Они - вернулись...
...В июне, 24 числа 1944 года, приехали ночью и забрали маму. Наши. Свои. Ничего не объясняя. Просто пришли и сказали -- «собирайся!» Отец матери был немец, и она в девичестве носила немецкую фамилию. Ее отправили в Херсон, в режимную тюрьму. А нас с сестрой и бабушкой тут же выбросили из комнаты, где мы ютились. Но мир не без добрых людей, не все были готовы кидаться на людей по первой же указке партии. В общем, помогли нам найти временный угол.
В ноябре бабушка с сестрой поехали в Херсон, узнать хоть что-нибудь о маме. Бабушка прямо спросила прокурора: «Ее забрали потому, что ее отец -- немец?» Прокурор ответил: «Мы национальности не судим». Мы и сами раньше думали так. Пели про великую дружбу народов. И дружили между собой без оглядки на национальности. На национальности «оглядывались» руководители коммунистов. Немцы, калмыки, кто только не попадал по национальности во «враги народа».
Пока бабушка с сестрой искали маму, я жила одна. Кормили соседи -- кто что даст. Из одежды -- марлевая кофточка да сарафан, перешитый из одеяла. Ходила босиком. Помню: хозяйская дочь намажет хлеб маслом потолще -- стоит и ест у меня на глазах. А мать ее приговаривает в это время: «Ты не связывайся с этой девчонкой. Она -- враг народа!» Вот так коммунисты поделили нас на «врагов» и «не врагов».
В феврале, 24 числа, забрали и нас. Привезли на телеге под конвоем -- старушку и двух маленьких девочек - в Екатерининскую тюрьму. Посадили в каменный мешок -- три на два с половиной метра. Там, кроме нас, сидели еще трое. Вода стекала по стенам под ноги. Сидели там три месяца без прогулок. За что? На Пасху, 2 мая, прошел слух -- собирается этап. 47 семей, в том числе нас, помыли-побрили, всех вместе -- детей, взрослых, мальчиков, девочек. Там у меня отобрали крестик. Только веру в Бога работникам НКВД отобрать было не по силам. Привели в большую камеру и сообщили, что будут этапировать к месту ссылки. Куда? Не сказали. Через час в комнату вошли шесть «новых» женщин. Среди них была наша мама. Есть все-таки Бог на свете!
Нашу маму приговорили к 25 годам каторжных работ, и только когда она заболела тифом, -- сняли с этапа. Перед этим мы прошли через 11 тюрем. Ехали с мая по октябрь в столыпинских вагонах. На окнах решетки. В дороге выдавали сухой паек -- соленую рыбу. И все. Без воды. Наверное, думали, что так мы быстрее помрем. В 1945 году прибыли в Новосибирск и оттуда нас на машины и в Сузунский район. Два барака, лес. До жилья -- 21 километр. Через год маму перевели в Сузун. Работать в больницу. А нас вместе с сестрой приняли в школу. Директор школы практически пошла на преступление. Там закончили семь классов.
Многие не знают, а нынешние коммунисты об этом «забывают» говорить, но учеба в то время после семи классов была платной (150 рублей в год - деньги по тем временам немалые!), а в техникум принимали на базе семи классов. Учебных заведений в Сузуне не было. Надо было ехать в Новосибирск. Но без паспорта далеко не уедешь, а их у нас не было. Мы с сестрой состояли «на учете» и ежемесячно приходили «отмечаться». Заботились о нас так местные партийные власти.
Бабушка, стоя на коленях, вымолила то ли у коменданта, то ли в райкоме партии, чтобы выдали нам справки. Для «возможности дальнейшего обучения». В первое же учебное заведение нас не приняли -- там нужно было писать автобиографию. А что мы могли написать? Смогли поступить только в строительный техникум -- туда в те годы принимались все «отходы производства». Нам так и сказали, когда записывали: «У нас уже есть двое таких же...» Нас сразу же как бы отделили от остальных студентов. И только в 1956 году сняли с учета и выдали паспорта. Но -- не реабилитировали. Я стала строителем. В Новосибирске есть много зданий, к которым и я приложила руку. Может быть, в них живете и вы.
Напоследок хочу вспомнить еще одно. День Победы -- не зря поется «со слезами на глазах»... Я в этот день плачу уже 55 лет. Мы с семьей встречали его в Харьковской тюрьме и узнали о Победе уже под вечер. А днем... Днем двое мальчишек-близнецов, беспризорники озорничали -- один из них пытался на прогулке допрыгнуть до нашей решетки. Поймать наши руки. Пресекли попытку - вы не поверите! - выстрелом. Мальчик упал замертво.
История вторая
Эмилия Ивановна Гертнер(66 лет)
Когда началась война, мне исполнилось шесть лет. Жили мы в Саратовской области, село Боргарт. 18 августа, в полночь по местному времени, не разрешая ничего взять с собой, работники НКВД всех согнали к Волге, на берег. Три дня мы там лежали на песке, лицом вниз. Три дня чуть не на партсобрании решали, утопить нас здесь или отправить дальше... По милости Калинина нас отправили в Сибирь. Грузили на баржи, как скот. «Лишних» сталкивали в Волгу -- просто не было мест.
В октябре 1941-го пригнали в Новосибирскую область, в деревню Александрово -- разутых и раздетых. Семья наша состояла из шести человек: четверо детей, мать, отец -- инвалид 2 группы -- потерял правую руку на молотилке в колхозе. Поселили нас в «дом без окон, без дверей». А председатель колхоза, все начальство, над нами издевались вовсю. В 1942 году всех взрослых забрали. Отца одного оставили из-за того, что у него не было руки. Дети бродили по улицам голодные. На ходу умирали - их тут же закапывали в снег. Некому было похоронить, раздолбить промерзшую землю. Стариков отправляли на лесосплав. Подо льдом многие погибали. Позже туда все-таки отправили и нашего отца. Мы остались одни. Умерла от голода сестра. До 1944 года жили в выкопанной отцом землянке. В 1944 году, после многочисленных жалоб на жестокое обращение, комиссия проявила «милость» - переселила нас в район на лесокомбинат. В школу я пошла только в 1945-м, в Маслянино. После седьмого класса пошла в вечернюю школу и окончила ее в 1958 году. В школе начальство обращалось с нами, как с врагами народа. Все говорили -- зачем ты учишься? Все равно не дадут никуда поступить. Удалось поступить только в швейный техникум. Во все другие институты нам были закрыты двери, а я ведь все детство мечтала стать хирургом. В 1961 году окончила техникум, потом работала на «Северянке».
Вроде бы и забыть все пора, но унижения и оскорбления жутких коммунистических лет не забываются. Хотелось, чтобы нашелся такой человек, который помог бы нам отстоять наши права. Вот только едва ли это сделает депутат-коммунист. Я, да и миллионы других нормальных граждан, при коммунистах потеряли все то немногое, что у нас было. Врагу такого не пожелаю. Если коммунисты снова придут к власти -- Титов ли из «Вестфалики», или кто другой, - все страшное опять вернется. Все, что было тогда... Я сегодня слушаю нынешних руководителей коммунистов в Новосибирске - и вижу ту же ненависть, нетерпение к людям, желание всех «прижать», заставить жить по их собственному усмотрению.
Перед тем, как идти голосовать, советуют репрессированные, вспомните лица своих близких, родственников. Вдруг, и у вас случайно примешалось немного «не нашей» крови? Подумайте о народе, в корнях которого перемешались десятки национальностей. И подумайте о тех, кто на протяжении многих десятилетий являлся его настоящим врагом.
Ульяна ЛАРИНА, «»